Седьмой от Адама - Владимир Резник

личного — просто бизнес, рынки делили, сферы влияния, а попросту — кто кого доить будет.

Михаил Александрович Мазин, разом растеряв светлое утреннее настроение, насупился, потоптался у входа в гараж, посмотрел ещё раз на сияющее рыло Санька, на реалии жизни, которая, поигрывая накачанными бицепсами, настойчиво зазывала его на свой праздник и, не стесняясь, предлагала ему место на блюде с пучком петрушки во рту, тяжело вздохнул и, отбросив увядшие иллюзии, ответил, как и полагалось:

— Ну, если ты так настаиваешь, то я позвоню сейчас Константину Карольевичу и поинтересуюсь, кто у меня крыша.

В отличие от далёкого от российских реалий Макса, Санёк сразу же понял, какого Костю с таким редким отчеством Мазин имел в виду. Разъяснений не требовалось, хоть и отреагировал Санёк не сразу — когда прошёл столбняк.

— Дык, Мишаня! Ты ж молодец! Я ж это так, проверку на вшивость, понимаешь… Ну, пошутил, в общем…

Мазин понимающе кивнул, уже не улыбаясь и стараясь не встретиться взглядом, закрыл гараж, сел в покорно заурчавшую новому хозяину машину и, не глядя на понурого и в душе проклинающего его (и себя) соседа, плавно вырулил из гаража.

1.4

Как ни старался Мазин придать своему офису вид солидного медицинского учреждения, тот со своими тёмными бархатными шторами, плюшевым диваном и приглушённым боковым освещением больше смахивал на салон средней руки медиума или удачливой гадалки. Не помогали ни развешанные по стенам плакаты, изображавшие людей с содранной кожей и, словно географические карты, расштрихованные энергетическими меридианами и акупунктурными точками, ни фальшивые дипломы разнообразных академий в строгих рамках, ни стетоскоп, небрежно брошенный посреди массивного стола красного дерева рядом с тяжёлой бронзовой антикварной чернильницей в виде сидящего Будды. Впрочем, сам Михаил Александрович, восседавший за этим столом в высоком резном кресле с подлокотниками, в белом накрахмаленном халате и больших очках в роговой оправе, выглядел солидно, уверенно и внушал посетителям доверие, хоть тоже не слишком походил на врача.

Мордатый охранник, он же секретарь, по интеркому доложил доктору о посетителе и получил краткую команду:

— Пропустить.

Макс, нырнув под пыльную лиловую портьеру, закрывавшую дверь, оказался в кабинете. Мазин навстречу ему не поднялся, а лишь кивком указал на кресло, находившееся перед столом и выбранное с таким расчётом, чтобы гость оказался заведомо ниже хозяина. Макс с изумлением озирался по сторонам, должно быть иначе представляя себе кабинет врача.

— Не ожидал. Да вы, Михаил, и впрямь целитель. Просто Кашпировский какой-то или этот, как его… Чумак.

Мазин поморщился. Многократно слышанное сравнение ничуть не льстило ему.

— Нет, Макс. Я не устраиваю гипнотических сеансов на стадионах, заполненных истеричными женщинами и подсадными актёрами, и не рекомендую прикладывать мою фотографию к больному месту при геморрое. Я честно лечу людей.

При слове «честно» Макс дёрнулся, Мазин заметил это и повторил с нажимом:

— Да, Макс, честно. Я не обманываю их и, если вижу, что проблема серьёзная и с помощью моего аппарата не решается, отправляю к специалисту. Я вам, собственно, это уже вчера рассказывал. Вот вы хотите поправить своё здоровье — вы же за этим пришли?

Макс усиленно закивал, мол, за этим, за чем же ещё, но Мазин уже зацепился за мысль и развивал её дальше.

— А может, вы пришли выяснить, где находится камера, и попытаться заполучить её? Не советую, Макс. Я ведь обрисовал вам вчера, в какие неприятности вы при этом угодите.

Макс умоляюще замахал руками.

— Ну что вы, Михаил. Я же вам всё честно рассказал. Да, изначально я хотел у вас её купить, но теперь ситуация изменилась, и я буду рад хотя бы подлечиться, а Енох пусть сам решает свои проблемы, без меня.

Мазин подозрительно посмотрел на посетителя.

— И тетради вам уже тоже не нужны?

— Ах, тетради. Из головы вылетело, — спохватился Макс. — Тетради нужны. Но что-то мне подсказывает, что расставаться с ними вы тоже не собираетесь.

Мазин никак не отреагировал и продолжал допрос.

— А камера «Каф» — та, которая приносит везение в азартные игры, вас тоже больше не интересует?

— А с камерой, Михаил, какая-то странная история. — Макс, сидя в низком гостевом кресле, попытался наклониться и приблизиться к хозяину, в результате чего оказался ещё ниже, и теперь ему приходилось задирать голову, чтобы смотреть Мазину в глаза. — Камеры в тайнике не оказалось! И там такая вековая пыль, что, похоже, никакой камеры там и не было.

Мазин с высоты своего трона внимательно всматривался в гостя, пытаясь определить, врёт тот или говорит правду. Пока выходило, что не врёт, и это было ещё подозрительней.

— И вы сообщили об этом вашему работодателю?

— Да, я позвонил Еноху, и он как будто даже не удивился и не расстроился, когда я ему это рассказал.

Мазин откинулся на спинку кресла, положив сцепленные в замок руки на выпирающий животик.

— Ну, это не так и удивительно. Он наверняка знал, что камеры там нет. Вы же говорите, что у него нет проблем с деньгами? Значит, камера у него.

— А зачем она ему? Он же уже ей воспользовался, и теперь ему всегда везёт, — вздохнул Макс.

— Нет, — рассмеялся Мазин. — Это так не работает, мой завистливый пациент. Удача, то есть склонение вероятности на вашу сторону, не может быть пожизненной. Мироздание — структура упругая, стремится вернуться в равновесное состояние, и эффект от действия камеры очень краткосрочный. Так что если хотите постоянно быть в выигрыше, то пользоваться ей нужно регулярно. Если Енох выигрывает, то, значит, камера у него. Кстати, и «Гимел» не даёт пожизненного эффекта — ведь здоровье зависит от того, как вы обращаетесь со своим телом. Если вы продолжаете пичкать его всякой дрянью и перегружать излишествами, то оно снова начнёт рассыпаться, и вам снова потребуется лечение. Я об этом честно предупреждаю своих клиентов, но, как вы, наверно, догадываетесь, они возвращаются снова и снова — ведь если есть возможность отмолить грех, то отчего же не согрешить?

— Вот оно что, — удивился Макс. А я как-то и не подумал об этом. Кстати, я никогда не слышал, чтобы Енох во что-то играл, не знаю, чтобы он ездил в казино… Странно всё это.

— То, что камеры в тайнике не оказалось, вовсе не странно. Просто Енох вас снова надурил — подвесил вам морковку перед носом. А источники денег у него могут быть и совсем иные, да и сколько он мог припрятать за свои двести лет… А вот что действительно странно — что и вы, мой незадачливый искатель сокровищ, похоже, не слишком этим расстроены. Это-то как объяснить? Ведь вы ж, по-вашему же утверждению, приехали сюда, чтобы разбогатеть.

Макс воодушевился, выпрямился, в потухших было глазах заиграл лихорадочный блеск.

— Да. И не скрываю этого. Но, Михаил, для этого не нужна камера! Я же говорил вам вчера: здесь у вас сейчас просто Клондайк! Огромное непаханое поле! Столько возможностей для умного человека, желающего быстро заработать большие деньги.

Мазин насмешливо и скептически смотрел на разгорячившегося неофита.

— Ну да… поле. Я бы даже сказал, что Поле Чудес.

Явно не читавший ни «Пиноккио», ни «Буратино», Макс азартно закивал головой.

— Да, да, именно поле чудес.

— В Стране Дураков, — со вздохом закончил Михаил, но Макс не понял и не поддержал.

— Ладно, — резюмировал Мазин, которому этот разговор уже надоел. — Пойдёмте в кабинет. Я вас подлечу и подумаю, что делать с вами дальше.

Дверь в кабинет, похожая на сейфовую, скрывалась за одной из портьер. Михаил открыл её, включил внутри свет и шагнул внутрь, жестом пригласив за собой Макса. Макс осторожно переступил порог, зажмурился от яркого слепящего света, а когда глаза привыкли, осмотрелся и ахнул. Небольшое помещение, заполненное мерцающими экранами, странными приборами, неведомой аппаратурой и шкафами с никелированными инструментами, напоминало что-то среднее между хирургической операционной и кабиной космического корабля, созданного для съёмок очередного фантастического сериала. Часть комнаты занимал огромный, размером с трёхстворчатый шкаф, усыпанный мигающими лампочками, всевозможными кнопочками, рычажками и панельками приборов, сверкающий хромом и белым пластиком аппарат с выпирающим вперёд широким раструбом. Перед ним находилось раскладывающееся